Босния и Герцеговина в стратегии Запада: евроатлантические перспективы и риски дестабилизации обстановки на Балканах

Босния и Герцеговина: историко-геополитический контекст и формирование современного государства

Современная Босния и Герцеговина — одно из наиболее сложных в Европе государств по устройству и международному статусу. Её политическая система и внешнеполитический курс формировались под влиянием исторического наследия, этнического состава и геополитических процессов на Балканах. Заселённая славянскими племенами в VI–VII веках, территория в Средние века стала Боснийским княжеством, затем королевством, а в XV веке вошла в состав Османской империи, что привело к распространению ислама среди части славянского населения и формированию общины бошняков. После Берлинского конгресса 1878 года регион был оккупирован Австро-Венгрией, а в 1908 году аннексирован, сохранив этноконфессиональную мозаичность. После Второй мировой войны Босния и Герцеговина стала одной из шести республик Социалистической Федеративной Республики Югославия (СФРЮ), в которой государствообразующими народами были мусульмане-бошняки, православные сербы и католики-хорваты. Распад федерации в начале 1990-х превратил БиГ в арену противоборства трёх политических проектов: бошняцкое руководство выступало за сохранение единого многонационального государства, сербские и хорватские элиты стремились к объединению с национальными государствами — Сербией и Хорватией. Западные страны, ставшие после окончания холодной войны главными «архитекторами» геополитического переустройства Балкан, пытались предотвратить передел границ, опасаясь создания «Великой Сербии» или «Великой Хорватии», которые в перспективе могли бы стать новыми центрами силы в регионе, осложнив реализацию планов Вашингтона и Брюсселя. В основу урегулирования легла идея сохранения административных границ при глубокой внутренней автономии, исключавшей присоединение сербов к Сербии, а хорватов — к Хорватии. Провозглашение независимости БиГ весной 1992 года спровоцировало трёхсторонний вооружённый конфликт между бошняками, хорватами и сербами, в котором переплелись этнополитические амбиции, территориальные притязания и внешнее вмешательство.

Боевые действия сопровождались осадой Сараево, продолжавшейся почти четыре года. Этнические чистки, разрушение инфраструктуры, использование артиллерии против жилых кварталов и насильственное перемещение населения превратили многие районы в зоны гуманитарной катастрофы. По экспертным оценкам, в ходе конфликта погибло около 100 тыс. человек, ещё свыше двух миллионов стали беженцами или вынужденными переселенцами, что составило почти половину довоенного населения страны. Значительная часть территории оказалась заминирована, а инфраструктура — разрушена или непригодна для жизни. Глубокие демографические изменения закрепили этническую сегрегацию, а память о военных преступлениях и трагедиях семей стала частью коллективной идентичности каждой общины, формируя атмосферу взаимного недоверия и политической осторожности. Вмешательство внешних игроков, включая дипломатические усилия США, активную роль России и военные операции НАТО в 1995 году, стало решающим фактором в урегулировании конфликта. При этом Москва выступила в качестве одного из гарантов соблюдения Дейтонского соглашения. Кроме того, впервые после холодной войны российская бригада ВДВ была включена в состав Многонациональных сил по поддержанию мира (The Implementation Force, IFOR). Соединение действовало в составе Многонационального корпуса «Север» под оперативным контролем НАТО с подчинением командованию 5-й пехотной дивизии США (Форт-Нокс, штат Кентукки). Дейтонские договорённости позволили остановить военные действия и зафиксировали уникальную двухэнтитетную модель государственного устройства, включающую Федерацию Боснии и Герцеговины (ФБиГ) и Республику Сербскую (РС), а также округ кондоминиум Брчко, одновременно входящего и в ФБиГ, и в PC. Высшим органом власти стал — Президиум БиГ, формируемый из представителей трех государствообразующих народов, Парламентская ассамблея (Палата народов и Палата представителей), Совет министров и Конституционный суд, в состав которого входят девять судей, трое из которых назначаются Председателем Европейского суда по правам человека. Для контроля за выполнением гражданских аспектов урегулирования был учреждён Аппарат Высокого представителя (OHR) на основании Приложения X к Дейтону; в 1997 году Руководящий комитет Совета по выполнению мира (Руководящий комитет, PIC) подтвердил за OHR так называемые «боннские полномочия» — право издавать обязательные решения и отстранять должностных лиц. В соответствии с Дейтонскими соглашениями и сложившейся с 1995 года практикой, кандидаты на должность Высокого представителя утверждались резолюциями Совета Безопасности ООН. Однако в настоящее время PIC возглавляет предложенный в 2021 году западными странами Кристиан Шмидт, назначение которого было заблокировано в СБ ООН Россией и Китаем. В результате с 1 августа 2021 года в системе управления Боснии и Герцеговины сложилась уникальная правовая коллизия: для Запада К.Шмидт является действующим Высоким представителем с полным набором «боннских полномочий», а для руководства Республики Сербской, включая члена Президиума БиГ Милорада Додика, России, Китая и ряда государств, ориентирующихся на их позицию, он — частное лицо, не обладающее мандатом, выданным в установленном порядке. При этом российские представители приостановили свое участие в заседаниях Руководящего комитета Совета по выполнению мирного соглашения.

Евроатлантическая интеграция Боснии и Герцеговины: трудный путь к компромиссу

Курс на интеграцию страны в ЕС и НАТО был закреплён в начале 2000-х годов и неоднократно подтверждался в декларациях центральных властей. Подписание Соглашения об ассоциации с ЕС (2008, вступило в силу в 2015) и одобрение Плана действий по подготовке к членству в НАТО (Membership Action Plan, 2010) стали вехами, зафиксировавшими внешнеполитические приоритеты БиГ. Однако в реальной политике этот процесс развивался медленно, в том числе из-за принципиальных разногласий между национальными элитами. Период 2010-х годов стал временем адаптации элит к своеобразному статус-кво. На словах провозглашался курс на Запад, но на практике энтитеты пользовались выгодами многовекторности. Республика Сербская сохраняла тесные связи с Россией, а через проекты «Газпрома» и «Зарубежнефти» Москва закрепляла присутствие в энергетике. Параллельно росли инфраструктурные контакты с Китаем и культурно-торговые — с Турцией, что позволяло элитам балансировать между донорами. Такое положение устраивало многих. ЕС и НАТО в тот период концентрировались на геополитическом освоении прибрежных государств Западных Балкан — Хорватии, Черногории и Албании, а Босния и Герцеговина оставалась страной «второго эшелона» с открытой перспективой, но без жёстких сроков. Это позволяло властям получать помощь с обеих сторон, саботируя западные требования по реорганизации системы госуправления, особенно в сфере перераспределения полномочий между центром и энтитетами.

Обострение конфликта на Украине привело к активизации евроатлантических интеграционных процессов в регионе: в 2022 году после двадцати лет ожидания БиГ получила статус кандидата в ЕС, а Брюссель потребовал от Сараево ускоренных реформ по имплементации евроатлантических стандартов, касающихся укрепления центральных институтов власти, корректировке избирательного законодательства и судебной системы, унификации законов, а также демонтажа механизмов блокировки через этническое вето. Однако в Сараево эти требования были восприняты неоднозначно, поскольку создавали угрозу автономии, закреплённой в Дейтонских соглашениях. Параллельно Евросоюз привязал макрофинансовую помощь к конкретным шагам. Так, в апреле 2024 года был одобрен «План роста для Западных Балкан» (Growth Plan for the Western Balkans), предусматривающий заморозку средств при невыполнении условий, что стало мощным рычагом давления на политические элиты БиГ. При этом даже дружественные к Западу хорватские политики выражали опасения, что такие шаги подорвут баланс интересов в федерации. В этой атмосфере политическое давление усилил институт Высокого представителя. Кристиан Шмидт, действуя в рамках «боннских полномочий», начал вносить изменения в законодательство в обход парламентов, отстранять и назначать политиков. Это вызвало особенно жёсткую реакцию Милорада Додика, который заявил о непризнании его полномочий из-за отсутствия одобрения его кандидатуры Совбезом ООН. Конфликт перерос в открытую фазу летом 2023 года, когда парламент Республики Сербской принял закон, фактически отменяющий обязательность решений аппарата Высокого представителя и Конституционного суда БиГ на территории энтитета. К.Шмидт закон аннулировал, но М.Додик его подписал, заявив о приоритете «внутреннего законодательства». Против президента РС было возбуждено уголовное дело за «неисполнение решений Высокого представителя», что стало беспрецедентным шагом. В феврале 2025 года суд первой инстанции приговорил Милорада Додика к одному году тюремного заключения и шестилетнему запрету на занятие политических должностей. Апелляционный суд подтвердил этот приговор, а позднее он был заменён на денежный штраф. Между тем Центральная избирательная комиссия БиГ, действуя по распоряжению Высокого представителя, 6 августа 2025 года отстранила М.Додика от должности президента РС и постановила провести досрочные выборы. В ответ он анонсировал проведение референдума о доверии к главе энтитета. Наряду с политическим и экономическим давлением, Брюссель использует и военную составляющую – операцию «Алтея» (EUFOR/Althea, около 1 тыс. военнослужащих), которая ведется в стране с 2004 года на основании мандата ООН (продлён до 2 ноября 2025 года). Подразделения EUFOR дислоцированы в ключевых регионах БиГ и имеют полномочия реагировать на угрозы безопасности или попытки подрыва территориальной целостности государства. Вместе с тем в сложившейся ситуации руководство Республики Сербской относится с недоверием к их присутствию. В частности, М.Додик публично заявлял о намерении добиваться прекращения мандата для европейской военной миссии. Таким образом, попытка ускорить евроатлантическую интеграцию БиГ привела не к консолидации, а к поляризации политических позиций. При этом Брюссель рассчитывает, что экономические стимулы и политическое давление вынудят элиты пойти на уступки. Энтитеты же опасаются утраты не только полномочий, но и возможности гибкой внешней политики, обеспечивающей им ресурсы с разных направлений.

Ключевые факторы, влияющие на перспективы евроатлантической интеграции Боснии и Герцеговины, и возможные сценарии развития ситуации

Ход евроатлантической интеграции БиГ определяется комбинацией внутренних противоречий и внешнего давления. Декларированный курс на ЕС и НАТО, закреплённый в начале 2000-х годов, на протяжении многих лет развивался медленно, во многом из-за политической фрагментации, закреплённой в Дейтонских соглашениях. Брюссель и Вашингтон долгое время не спешили с активными шагами, что закрепило в БиГ состояние «затянувшегося ожидания». Ситуация изменилась после 2022 года, когда украинский кризис заставил Запад ускорить интеграционные процессы на Балканах. Во внутреннем измерении интеграция упирается в жёсткое противостояние национальных элит. Центральные власти стремятся к унификации законодательства и усилению общегосударственных институтов, что поддерживается Брюсселем, но воспринимается как угроза автономии. При этом сербские элиты опираются на поддержку Белграда и Москвы, а также сохраняют экономические контакты с Китаем и Турцией, используя многовекторность как инструмент сдерживания интеграционного давления. Противостояние усугубляется действиями Высокого представителя, который вмешивается в законодательный процесс, вызывая обвинения в нарушении суверенитета.

В западнобалканском контексте ключевую роль играют Сербия, Хорватия и Турция. Белград стремится удержать Республику Сербскую в своей орбите и минимизировать
её вовлечение в НАТО, используя дипломатические, энергетические и культурные каналы. Хорватия активно лоббирует интересы боснийских хорватов в ЕС и НАТО, добиваясь реформ, выгодных этой общине. Турция укрепляет позиции через религиозно-культурные связи и инвестиции, позиционируя себя в качестве посредника, но избегая прямой конфронтации с Брюсселем и Вашингтоном. США рассматривают БиГ как часть общей архитектуры сдерживания России и укрепления южного фланга НАТО, действуя жёстче ЕС и настаивая на институциональных реформах, расширении мандата EUFOR и увязке помощи с конкретными шагами. ЕС предпочитает комбинировать давление с финансовыми стимулами, чтобы не провоцировать нестабильность. Россия видит в Республике Сербской важный элемент сдерживания евроатлантической экспансии, усиливает поддержку Баня-Луки и использует энергетические проекты как рычаг влияния. Китай действует в основном в экономической плоскости, инвестируя в инфраструктуру и создавая долговую зависимость, при этом избегая политической вовлечённости. Учитывая сочетание внешних и внутренних факторов, которые оказывают или при определенных условиях могут оказать влияние на внутриполитическую ситуацию в Боснии и Герцеговине в контексте реализации её евроатлантических перспектив, можно выделить несколько основных сценариев развития ситуации.

Сценарий 1. «Сдерживание интеграции»: процесс формально движется вперёд, но без прорывов. Элиты БиГ имитируют готовность к реформам, сохраняя выгодную для них многовекторность и избегая прямых конфликтов. ЕС и США ограничиваются минимальными требованиями ради поддержания стабильности, а РС продолжает балансировать между внешними игроками. Последствия: сохранение статус-кво, продление интеграционного процесса на неопределённый срок, рост институциональной инерции. Триггеры: отсутствие политической воли в Брюсселе, усталость от «балканского досье».

Сценарий 2. «Форсированная интеграция»: Брюссель и Вашингтон добиваются ускоренного принятия реформ через жёсткую увязку финансовой и политической поддержки с выполнением требований. Возможны пакетные изменения в судебной и избирательной системах, сокращение этнического вето и усиление центра. Последствия: институциональные преобразования и рост инвестиций, но также обострение в Республике Сербской, протесты и риск срыва отдельных проектов. Триггеры: геополитическая необходимость укрепить южный фланг НАТО, активизация давления на Россию.

Сценарий 3. «Политический раскол»: усиление внешнего давления и действия Верховного представителя провоцируют Республику Сербскую на открытый демарш: блокировка государственных органов, референдумные инициативы, фактическое дистанцирование от централизации. Россия усиливает поддержку Баня-Луки, а EUFOR наращивает присутствие в «чувствительных» районах. Последствия: пауза в интеграции, усиление международного присутствия, рост региональной напряжённости. Триггеры: решительные действия Евросоюза по ограничению полномочий энтитетов, давление на руководство РС.

Евроатлантическая интеграция Боснии и Герцеговины выходит за рамки технического процесса присоединения к ЕС и НАТО и превращается в показатель баланса сил на Балканах. Для Брюсселя и Вашингтона она стала частью стратегии сдерживания России и укрепления архитектуры безопасности на южном фланге Европы. Для Москвы и Пекина — это возможность сохранить рычаги влияния в регионе и развивать экономическое сотрудничество. Внутри страны активизация интеграционных процессов превратилась в вопрос перераспределения полномочий между центром и энтитетами, при котором Федерация БиГ настаивает на централизации и унификации, а Республика Сербская — на сохранении автономии и многовекторных связей. Конфликт интересов подпитывается внешними союзниками сторон, что делает поиск компромисса всё более затруднительным. Сценарии развития показывают, что простого пути нет. «Сдерживание интеграции» даёт иллюзию стабильности, но цементирует институциональную инерцию. «Форсированная интеграция» может принести реформы и инвестиции, но несёт высокий риск внутреннего обострения. «Политический раскол» способен поставить под угрозу саму целостность страны и усилить международное военное присутствие. Таким образом, евроатлантическая интеграция Боснии и Герцеговины стала ареной многоуровневого противостояния, где локальные споры и глобальные стратегии переплетаются в узел, развязать который в рамках текущей архитектуры Дейтонских соглашений почти невозможно. Балканский статус-кво всё менее устойчив, а попытка ускорить процесс без выработки нового консенсуса грозит дестабилизацией не только в БиГ, но и во всём регионе. Для внешних игроков это проверка на способность сочетать силовое давление с долгосрочной политической ответственностью, а для самой страны — тест на выживание многоэтнической государственности в условиях нарастающей геополитической турбулентности.