Индийско-пакистанские противоречия: эволюция конфликта и подходы к его урегулированию

Исторические корни и текущее состояние индийско-пакистанских противоречий

Распад Британской Индии в 1947 году привёл к образованию двух независимых государств — Индии и Пакистана. Уже в момент их раздела возникли противоречия относительно принадлежности территорий с неоднородной этноконфессиональной структурой. Особенно острая борьба развернулась в отношении княжества Джамму
и Кашмир, включавшего в себя индуистскую часть (Джамму), мусульманскую (Кашмирская долина) и буддийскую (Ладакх). Несмотря на мусульманское большинство населения, правитель региона (махараджа) Хари Сингх 26 октября 1947 года подписал акт о присоединении княжества Джамму и Кашмир к Индии, что вызвало недовольство со стороны Пакистана и стало поводом для оспаривания этого решения с применением военной силы. Первая индо-пакистанская война 1947–1948 годов завершилась вмешательством ООН и установлением линии прекращения огня. Резолюция Совета Безопасности ООН № 47 (1948 г.) предусматривала проведение плебисцита для народа спорной территории с целью выбора между Индией и Пакистаном, но он так и не состоялся из-за взаимных обвинений в нарушении условий голосования. В 1950 году была принята новая индийская Конституция, которая наделила Джамму и Кашмир широкой автономией.

После первого вооруженного конфликта 1947–1948 годов сохраняющиеся индийско-пакистанские противоречия привели к ещё двум кровопролитным столкновениям. Обострение 1965 года завершилась без территориальных изменений, но с большими потерями для обеих сторон и подписанием Ташкентского соглашения при посредничестве СССР. Конфликт 1971 года был вызван кризисом в Восточном Пакистане и завершился его отделением и образованием независимого государства Бангладеш. Однако Кашмирский вопрос остался нерешённым, дипломатический процесс развития не получил, а конфликтные эпизоды продолжались. Переговоры о статусе спорной территории заходили в тупик, за исключением редких инициатив, попытки добиться устойчивого прогресса оставались неэффективными. Идеологическая несовместимость Индии и Пакистана с самого начала усиливала политические и территориальные противоречия между ними. Если Индия была провозглашена светским многонациональным государством, где, несмотря на доминирование индуистского большинства, официально закреплены принципы плюрализма и религиозной терпимости, то Пакистан создавался как государство для мусульман Южной Азии, с опорой на исламскую идентичность и концепцию «двух наций».

После проведения Индией в 1974 году ядерных испытаний и симметричного ответа на них Пакистана в 1998 году, конфликт между двумя странами приобрёл новое измерение. Ядерный фактор стал мощным сдерживающим элементом, ограничив вероятность полномасштабной войны. Однако это не привело к снижению напряжённости: вместо открытых столкновений стали преобладать локальные, но политически значимые инциденты.  Каргильский конфликт (1999), атака на индийский парламент (2001), Мумбаи (2008), Пулвама и Балакот (2019) — все эти события происходили в условиях ядерного сдерживания, что заставляло обе стороны действовать с оглядкой на «порог допустимого». Возникла модель контролируемой эскалации, при которой стороны используют ограниченные военные средства или прокси-структуры, избегая удара по стратегически важным объектам. Противостояние перешло в новую форму — хронического, но управляемого напряжения.

Индия и Пакистан периодически прибегали к посредничеству внешних сил, однако устойчивых дипломатических механизмов выработать не удалось. В XX веке важную роль в урегулировании индийско-пакистанских отношений играли СССР и США. В XXI веке на этом направлении активизировались Китай, ОАЭ, а также международные организации, в первую очередь ООН. Тем не менее, значимое и долговременное влияние внешних игроков на процесс индийско-пакистанского урегулирования оказывалось эпизодическим.  Индия традиционно отвергает любые внешние предложения по международному арбитражу, считая конфликт исключительно своим внутренним делом. Пакистан, напротив, активно апеллирует
к международному праву. Асимметрия подходов ограничивает эффективность посреднических усилий и, как правило, делает внешние инициативы ситуативными
и краткосрочными.

В настоящее время индийско-пакистанский конфликт сохраняет статус затяжного и нерешённого, несмотря на периоды относительного затишья. Линия контроля в Джамму и Кашмире остаётся одной из самых милитаризованных границ в мире. Обе стороны регулярно обвиняют друг друга в нарушении перемирий, поддержке террористических структур и провокациях. Инфраструктура противостояния устойчива: крупные военные контингенты, разведывательная активность, усиленное присутствие в медиапространстве. Попытки взаимного диалога возникают лишь после серьёзных кризисов и, как правило, быстро сворачиваются. Последняя вспышка — конфликт в мае 2025 года — вновь продемонстрировала повторяющийся сценарий: насильственное событие, ограниченные удары, дипломатическая пауза и восстановление напряжённого статус-кво. В отсутствие институционального диалога и политической воли с обеих сторон перспективы урегулирования остаются крайне ограниченными.

Стратегия сторон: урегулирование или управляемая эскалация?

На фоне отсутствия устойчивого мирного процесса стороны выработали стратегию ограниченного конфликта, позволяющего реагировать на кризисы без перехода к полномасштабной войне. Эта модель особенно чётко оформилась после Каргильского конфликта (1999) и авиаударов по Балакоту (2019), когда действия Индии носили локальный, но показательный характер. Обе стороны стали применять ограниченные военные средства — артиллерийские удары, дроны, авиацию — при этом избегая нападений на стратегические объекты. Конфликт стал инструментом давления, а не силового решения. Такой подход позволяет продемонстрировать силу, мобилизовать общественное мнение и сохранить оперативную инициативу, не приближаясь к «ядерному порогу». В условиях ядерного сдерживания стратегия ограниченной эскалации оказалась максимально выгодной: она управляемая, контролируемая и легко интерпретируемая внутри страны как «решительный ответ». Конфликт Индии с Пакистаном регулярно используется обеими сторонами как инструмент внутренней мобилизации и укрепления власти. В Индии периоды обострений часто совпадают с избирательными циклами: военная решимость и антипакистанская риторика укрепляют позиции правящей партии и персональный авторитет лидера. Примером того служит кампания 2019 года после операции в Балакоте, где решительность премьер-министра Индии Нарендра Моди стала главной обсуждаемой темой. В Пакистане конфликт поддерживает образ внешней угрозы, на фоне которой армия и спецслужбы сохраняют доминирующее положение. Таким образом, конфликт выступает не столько как кризис, сколько как средство политического менеджмента, встроенное в ритмы внутренней политики обоих государств.

Почти все острые эпизоды в отношениях Индии и Пакистана с начала 2000-х годов развивались по схожему шаблону. Как правило, сначала происходит провокация или инцидент (теракт, перестрелка, диверсия), затем следует ограниченный военный или политический ответ, сопровождающийся жёсткой риторикой. После нескольких дней обострения начинается деэскалация: дипломатическая пауза, возобновление контактов, возвращение к прежнему уровню напряжённости. Примеры — эпизоды 2001–2002, 2008, 2016, 2019 и 2025 годов — демонстрируют сходство в логике реагирования. В этой повторяемости проявляется стратегия: сценарий конфликта становится предсказуемым, а значит — контролируемым. Он встроен в институциональную и информационную среду, где политическое руководство, военные структуры и общественные институты действуют по известной схеме.

Несмотря на высокую конфликтность, Индия и Пакистан располагают каналами связи, позволяющими контролировать уровень напряжённости. Ключевым элементом является горячая линия между генеральными штабами — механизм DGMO, используемый для координации в кризисных ситуациях. Наряду с этим, активно задействуются посредники: США, Китай, ОАЭ и другие акторы, способные влиять на поведение сторон. Характерной особенностью стало существование негласных правил, ограничивающих зоны и формы допустимых ударов: например, удары по предполагаемым лагерям боевиков допустимы, но атаки на военные штабы или гражданские цели — табуированы. Примером такого сдерживания может служить кризис 2025 года, когда после ответных атак обе стороны стремительно вышли на перемирие. Подобная модель не гарантирует мира, но позволяет управлять конфликтом, снижая риск выхода за пределы контролируемой конфигурации.

Обострение в мае 2025 года как внешнеполитический инструмент

Вооружённый инцидент, развернувшийся 6-10 мая 2025 года, начался с теракта в районе Пахалгама, в результате которого погибли 26 человек и еще десятки получили ранения. Ответственность за теракт в Пахалгаме взяла на себя группировка «Фронт сопротивления», ответвление базирующейся в Пакистане террористической организации «Лашкар-и-Тайба» (деятельность данной организации на территории Российской Федерации запрещена). Реакцией Индии стала операция «Синдур», в ходе которой вооруженные силы страны нанесли ограниченные удары по позициям боевиков в контролируемой Пакистаном части Кашмира. В ответ Пакистан активизировал артиллерийские обстрелы вдоль линии контроля, что сопровождалось резкой риторикой с обеих сторон. Однако уже 9 мая стало известно о начале переговоров при посредничестве США, и 10 мая стороны вернулись к режиму перемирия. При этом конфликт развивался в рамках привычного сценария: демонстрация силы, но без выхода за пределы управляемого кризиса.

Майский инцидент стал важным моментом для подтверждения общности стратегических интересов Индии и США. Индийская сторона продемонстрировала готовность к решительным действиям в условиях кризиса, при этом сохранив контроль над уровнем напряжённости — именно такого поведения ожидают от надёжного партнёра в Индо-Тихоокеанском регионе. Конфликт также усилил аргументы в пользу передачи Индии более чувствительных технологий и углубления военного сотрудничества в рамках «Четырёхстороннего диалога по безопасности» (Quadrilateral Security Dialogue; США, Индия, Япония и Австралия). На фоне растущего американо-китайского противостояния Индия стремится закрепиться в качестве ключевого экономического партнёра Запада, предлагая себя как площадку для переноса производств, выходящих из КНР. В 2025 году это направление получило дополнительный импульс: Нью-Дели ведёт активные переговоры с американскими и европейскими корпорациями, делая ставку на дешёвую рабочую силу, англоязычную среду и политическую устойчивость.

Стоит отметить, что ожидаемой поддержки Пакистана со стороны мусульманских государств не последовало. Саудовская Аравия, ОАЭ, Турция ограничились дипломатическими заявлениями, не выходящими за рамки нейтралитета. При этом в ряде СМИ сообщалось о поддержке Пакистана со стороны Китая в части обновления радарных и противовоздушных систем.

Кризис продемонстрировал, что Индия способна использовать даже ограниченный вооружённый инцидент как инструмент внешнеполитического позиционирования. В течение нескольких дней Нью-Дели добился стратегической выгоды: продемонстрировал военную готовность, усилил связи с Вашингтоном и укрепил имидж стабильного и предсказуемого партнёра. Пакистан, напротив, оказался в роли реагирующей стороны, без ощутимой поддержки от традиционных союзников.

Индийско-пакистанский конфликт, несмотря на свою историческую глубину и реальную опасность, всё чаще функционирует не как неуправляемое столкновение, а как контролируемый элемент политической и дипломатической стратегии. При этом стороны демонстрируют готовность использовать ограниченные вспышки насилия для решения широкого спектра внутри- и внешнеполитических задач. Особенно наглядно это проявилось в мае 2025 года: короткий, но резонансный инцидент был встроен в дипломатическую повестку Индии, позволив продемонстрировать ей силу и сохранить при этом геополитический баланс с учетом действующих международных обязательств. Вместе с тем модель управляемой эскалации снижает мотивацию к устранению первопричин конфликта, превращая противостояние в неотъемлемую часть региональной военно-политической архитектуры. Это создаёт иллюзию контроля, однако сохраняет риск выхода за пределы предсказуемости, например, в случае ошибки, провокации или внешнего вмешательства.