Конфликт вокруг иранской ядерной программы: интересы сторон и перспективы урегулирования

Геополитический контекст борьбы за будущее иранской ядерной программы

На рубеже 2020-х годов мировая политика вступила в фазу системной перестройки. Интересы США, Китая и России пересеклись не просто в локальных конфликтах, а в борьбе за контроль над глобальными потоками ресурсов, логистики и технологических стандартов. Ближний Восток вновь стал ареной стратегического соперничества, где энергетика, безопасность и технологии переплетены в едином уравнении. При этом иранская ядерная программа стала «точкой напряженности», через которую реализуется более широкая конфигурация противостояния. Исламская Республика Иран (ИРИ), будучи членом Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), начала формировать собственную ядерную инфраструктуру ещё в 1980-х годах. В начале 2000-х годов МАГАТЭ обнаружило у Тегерана незадекларированные запасы ядерного материала и доступ к центрифужным технологиям, как считается, приобретённым через теневые каналы. С тех пор Иран продвигал параллельно и мирную, и потенциально военную часть своей ядерной программы, что вызывало растущую обеспокоенность у международного сообщества.

Соглашение по Совместному всеобъемлющему плану действий (СВПД), заключённое в 2015 году между Ираном и группой Е3+3 (три европейские страны: Великобритания, Германия, Франция и три постоянных члена Совета безопасности ООН: Китай, Россия и США), предусматривало для Исламской Республики жёсткие ограничения: сокращение количества центрифуг, ограничение уровня обогащения урана до 3,67%, вывоз его запасов и допуск МАГАТЭ ко всем объектам страны. Реализация этих обязательств началась в 2016 году и была признана МАГАТЭ успешной. Однако выход США из сделки в 2018 году подорвал всю систему контроля. В ответ на восстановление санкций Тегеран с 2019 года отказался от некоторых пунктов соглашения. В настоящее время страна располагает более чем 15 000 центрифуг различных типов, включая современные IR-2m и IR-6. Уровень обогащения урана достиг 60%, что существенно превышает лимиты СВПД и приближает иранцев к технической возможности создания оружейного урана. МАГАТЭ продолжает инспекции и верификацию на иранских ядерных объектах, хотя доступ к некоторым из них ограничен. Агентство фиксирует постоянный рост запасов обогащённого урана в стране и расширение её соответствующих производственных мощностей. При этом Тегеран настаивает, что его программа остаётся мирной и направлена на развитие энергетики и медицины. Однако эксперты отмечают, что с накопленным объёмом и уровнем обогащения урана Иран теоретически может создать ядерно-взрывное устройство в течение 12–18 месяцев. Параллельно в данном направлении нарастает дипломатическая активность: в апреле-мае текущего года при посредничестве Омана прошло пять раундов американо-иранских переговоров. Главными представителями сторон стали министр иностранных дел ИРИ Аббас Аракчи и спецпосланник президента США Стив Уиткофф. При этом Вашингтон настаивает на полном прекращении обогащения урана в Иране, вплоть до демонтажа части оборудования. Тегеран же рассматривает такие требования как нарушение государственного суверенитета. Ключевой спор — право на обогащение и международные гарантии невмешательства. Несмотря на жёсткую риторику, стороны пытаются сблизить свои позиции. Так, обсуждаются контуры промежуточного соглашения, которое могло бы зафиксировать «заморозку» обогащения урана в обмен на частичное снятие с Ирана санкций. Сложившаяся ситуация усиливается военной напряжённостью: Израиль угрожает превентивными ударами по ядерной инфраструктуре Ирана, а США наращивают военное присутствие в регионе, включая переброску стратегической авиации и систем ПВО, демонстрируя готовность к эскалации. Эти шаги подчёркивают решимость Вашингтона применить силу в случае провала дипломатических усилий. На этом фоне иранская ядерная программа перестаёт быть исключительно объектом контроля и превращается в политико-стратегический актив, с помощью которого Тегеран демонстрирует свой суверенитет, Вашингтон — силу, а другие участники конфликта — способность влиять на ситуацию в регионе. При этом за эмоциональной и публичной риторикой скрывается сложная система расчётов военно-политических и экономических последствий прорабатываемых решений.

Интересы основных участников конфликта вокруг иранской ядерной программы

В процесс урегулирования иранской ядерной проблемы вовлечены различные центры силы глобального и регионального уровня. Ключевыми акторами остаются Соединённые Штаты, Исламская Республика Иран, Израиль, Китай и Россия, в то время как Европейский союз, арабские государства Персидского залива и МАГАТЭ играют ограниченную, преимущественно вспомогательную роль. Особенностью текущего периода является высокая активность США, которые стремятся добиться решения проблемы на выгодных для себя условиях.

Белый дом рассматривает ядерную программу Ирана не только как угрозу региональной безопасности, но и как точку давления в более широкой геополитической игре против Китая и России. Основной акцент сделан на принуждении Тегерана к заключению нового соглашения, которое будет существенно жёстче СВПД. США требуют прекращения обогащения урана выше 3.67%, ликвидации запасов 60%-го урана, допуска МАГАТЭ к любым объектам и ограничений на ракетную программу. Тактика США — это управляемая эскалация: демонстрация военной силы, санкционное давление и одновременно — предложение «хорошей сделки». Спецпредставитель американского президента Стив Уиткофф действует вне классической дипломатии, представляя интересы главы государства как «переговорщика с позиции силы». При этом американцы стремятся ослабить связи Тегерана с Москвой и Пекином, поставив его перед выбором: или уступки — и частичный выход из изоляции, или усиление давления вплоть до военного вмешательства. Важной частью ближневосточной стратегии США является экономика: разблокировка иранской нефти позволила бы регулировать предложение углеводородного сырья на мировом рынке, чтобы укрепить позиции потребителей энергоресурсов и при необходимости заменить российскую нефть. Это делает ядерную сделку не только вопросом безопасности, но и фактором глобальной торгово-экономической конкуренции. При этом Дональд Трамп стремится представить любую сделку как личную победу — жёсткую, выгодную и противоположную «уступкам Обамы».

Для Ирана ядерная программа — это не просто технологический проект, а символ независимости и инструмент национального выживания в условиях многолетнего давления. Руководство страны, включая президента Масуда Пезешкияна и верховного лидера Али Хаменеи, допускает возможность соглашения, но категорически отказывается от полного демонтажа инфраструктуры. Обогащение урана до 60% объясняется внутренними потребностями, но в реальности приближает страну к «пороговому» статусу. Тегеран действует в логике оборонительной дипломатии: предлагает частичные уступки (например, ограничение обогащения или экспорт части запасов), но требует экономических гарантий. Главная цель — добиться смягчения санкционного режима и вернуть нефть на мировой рынок. При этом позиция Тегерана осложнена внутренними противоречиями. Президент Пезешкиян демонстрирует прагматизм и готовность к ограниченному компромиссу, в то время как руководство Корпуса стражей исламской революции (КСИР) и религиозные круги выступают против любой уступки под давлением. Переговоры воспринимаются как способ сохранить контроль над ситуацией в условиях растущей изоляции.

Израиль занимает наиболее жёсткую и недвусмысленную позицию: никакого компромисса с Ираном, пока не будет полностью демонтирована его ядерная инфраструктура. Премьер-министр Биньямин Нетаньяху рассматривает Иран как экзистенциальную угрозу. С его точки зрения, даже ограниченное обогащение урана
и международный контроль не дают гарантий того, что Тегеран, при желании, не выйдет из ДНЯО и не создаст ядерно-взрывное устройство в сжатые сроки. Тактика Израиля включает дипломатическое давление на США, подготовку к удару и операции по ослаблению прокси-групп Ирана. В 2024 году Израиль уже наносил удары по иранской инфраструктуре, в том числе по системам ПВО и промышленным объектам. Сейчас он настаивает: если Тегеран получит гарантии от США, то Израиль оставит за собой право действовать самостоятельно — даже без международной поддержки. Внутри Израиля также усиливается давление: общественное мнение и военные круги требуют превентивных мер, если переговоры зайдут в тупик. При этом политическое руководство понимает, что масштабный удар без координации с США может привести к неконтролируемой эскалации и перерастанию конфликта в региональную войну. В этой связи Израиль с одной стороны подталкивает Вашингтон жёсткой сделке, с другой – оказывает давление на Тегеран, демонстрируя готовность к самостоятельным силовым действиям, что делает израильский фактор одним из главных источников региональной напряжённости.

Китай и Россия выступают за сохранение СВПД в обновлённой форме и поддерживают право Ирана на мирный атом. Москва предлагает услуги по хранению урана и дипломатическому посредничеству, Пекин выступает против односторонних санкций и поддерживает постепенную разрядку. Оба государства стремятся сохранить Иран в орбите своего политико-экономического влияния и не допустить усиления американских позиций в геополитически важном регионе мира.

Государства Персидского залива - Саудовская Аравия, ОАЭ и Катар - занимают более гибкую позицию. Они заинтересованы в снижении напряжённости вокруг Ирана и поддерживают идею временной ядерной сделки с ним как способа недопущения эскалации. При этом указанные страны одновременно ведут диалог и с США и с Ираном, стремясь сохранить энергетическую стабильность и собственную инвестиционную привлекательность.

Роль Европы в урегулировании иранской ядерной проблемы заметно ослабла. Несмотря на участие в консультациях, представители Евротройки (Франция, Германия, Великобритания) фактически исключены из процесса принятия решений. Брюссель периодически напоминает о своём участии, в том числе через угрозу задействовать механизм Snapback — автоматического восстановления санкций ООН в случае серьёзных нарушений. Однако ЕС не располагает рычагами давления на участников конфликта.

МАГАТЭ сохраняет статус ключевого технического органа в вопросах верификации и контроля над иранской ядерной программой. Агентство регулярно проводит инспекции и публикует доклады о накопленных запасах обогащённого урана и уровне доступа к ядерным объектам. В апреле 2025 года генеральный директор Рафаэль Гросси заявил, что Иран приблизился к «ядерному порогу» и призвал к немедленным мерам по ограничению обогащения и расширению инспекционного мандата. Однако без политической воли со стороны ключевых участников переговоров действия МАГАТЭ эффекта не имеют.

Сценарии развития конфликта: ядерная программа Ирана в условиях глобального соперничества

Противостояние вокруг иранской ядерной программы выходит далеко за рамки вопросов нераспространения: оно затрагивает контроль над энергетическим рынком, стратегические альянсы и региональный баланс сил. Интересы ключевых акторов — США, Ирана, Израиля, Китая, России и других — расходятся по ряду принципиальных параметров: от допустимого уровня обогащения урана до роли внешних гарантий и объёма санкционных уступок, а достижение устойчивой договорённости, приемлемой для всех сторон, представляется маловероятным. В связи с этим аналитики и дипломаты выделяют три основных сценария развития событий: базовый — заключение временного соглашения; и два альтернативных — ограниченные удары и ядерная эскалация, при которой Иран отказывается от контроля со стороны МАГАТЭ и наращивает ядерный потенциал вне рамок договорённостей.

«Временное соглашение»: поскольку полноценное соглашение в сжатые сроки остаётся маловероятным, США и Иран рассматривают возможность заключения промежуточной договоренности и создания условий для дальнейших переговоров. Например, Иран «замораживает» обогащение урана, допускает инспекторов МАГАТЭ, сокращает запасы 60%-го урана и частично сворачивает каскады продвинутых центрифуг. Взамен США «размораживают» часть активов и предоставляют ограниченные экспортные лицензии на поставки иранской нефти. С точки зрения США, это шаг назад от ультимативной позиции о полном демонтаже и способ предотвратить эскалацию без военного удара. Дональд Трамп получает возможность преподнести соглашение как «жёсткую, но честную сделку», одновременно снижая цены на нефть и ослабляя позиции России на энергетическом рынке. Иран, в свою очередь, получает экономическую передышку, сохраняя ядерный потенциал в пределах «порогового» статуса. Сделка подобного рода уже обсуждалась в рамках переговоров в Омане и к ней положительно относятся умеренные силы внутри Ирана. Переговорщик Аббас Аракчи активно продвигает эту формулу, ссылаясь на опыт «женевской модели» 2013 года. Однако Израиль воспринимает подобную договорённость как угрозу и может активизировать действия по её срыву, включая давление на Конгресс США и возможность военного удара.

«Управляемая эскалация»: стороны сознательно допускают ограниченное применение силы для достижения политических целей. При этом США и/или Израиль могут нанести точечные удары по объектам ядерной инфраструктуры, складским комплексам или прокси-структурам Ирана. Ответ Тегерана также будет ограниченным — через прокси-группы. Вашингтон может прибегнуть к такому сценарию в случае, если посчитает, что переговоры зашли в тупик, а Тегеран приближается к уровню оружейного обогащения. Израиль — наиболее вероятный триггер эскалации, особенно при восприятии угрозы как «непосредственной». Такой формат устраивает ястребов в Конгрессе США и внутри Израиля, где доминирует мнение, что дипломатия без силы неэффективна. Иран, напротив, использует эскалацию как информационный и мобилизационный ресурс, усиливая антиамериканские и антиизраильские настроения. Главная опасность этого сценария заключается в высокой вероятности выхода за рамки «управляемости». Удары по АЭС или утечка материалов могут спровоцировать катастрофу. Например, ответные атаки на энергетическую инфраструктуру Персидского залива и танкеры, которые приведут к резкому скачку цен на нефть и дестабилизации мировых рынков.

«Ядерная эскалация»: Иран отказывается от дальнейших переговоров, выходит из ДНЯО и приступает к ускоренному наращиванию обогащения урана до оружейного уровня (90% и выше). При этом официально страна может не заявлять о создании ядерного арсенала, а ограничиться демонстрацией технической готовности к производству оружия массового поражения. Подобная модель была апробирована в КНДР и позволяет получить эффект устрашения без юридического объявления ядерного статуса. К такому сценарию Тегеран может прибегнуть в случае провала переговоров с США и активных действий Израиля. Для иранского руководства «ядерный зонтик» становится гарантией сохранения режима и устрашения внешних врагов. Верховный лидер Али Хаменеи ранее издавал фетву (официальное письменное заключение) против ЯО, но она не имеет правового статуса. Внутри страны усилятся силовые структуры, прежде всего КСИР, настроенные на конфронтацию. Весьма вероятно, что международная реакция на такой шаг будет жёсткой: США, ЕС и Великобритания инициируют полный санкционный пакет, включая блокировку всех экспортных операций. Израиль, скорее всего, нанесёт военный удар без согласования с союзниками. Саудовская Аравия и Турция начнут собственные ядерные программы, и регион вступит в новую гонку вооружений. Это сделает неактуальным ДНЯО и приведет к утрате доверия к институтам глобального регулирования.

Таким образом, в 2025 году иранская ядерная программа перестала восприниматься как исключительно проблема ДНЯО и стала одним из ключевых рычагов геополитического влияния. В условиях обострения соперничества между США, Китаем и Россией она оказывает всё большее влияние на архитектуру региональной безопасности, включая контроль над энергетическими маршрутами глобального значения. Текущее положение характеризуется хрупким балансом. США сочетают давление с обещанием сделки, Иран ведёт переговоры, Израиль усиливает военное давление, тогда как ЕС и международные институты играют ограниченную роль. Интересы сторон существенно расходятся, и достижение компромисса, удовлетворяющего все ключевые стороны, остаётся крайне затруднительным. Тем не менее, стремление избежать открытого конфликта в Персидском заливе сближает позиции участников. Наиболее реалистичным сценарием остаётся промежуточное соглашение: замораживание ядерной активности в обмен на частичную отмену санкций и допуск иранской нефти на мировой рынок. Этот компромисс выгоден США с точки зрения сдерживания России и Китая и даёт Ирану необходимую экономическую передышку.