Перспективы разжигания ирано-пакистанского конфликта
Постколониальный мир уходит в прошлое, а вместе с ним и привычная геополитическая конфигурация. Мировой центр постепенно смещается в третий мир и, прежде всего, в азиатский регион. Речь идет не только о Китае, который сегодня успешно догоняет Америку, но и о глобальной Азии, которая в значительной своей части уже состоит из стран многолюдных и экономически развитых. В определенном смысле, Азия – Европа будущего, Европа на пике своего роста в XIX веке – источник технологий и прогресса. Именно поэтому страны, до недавнего времени считавшиеся периферийными, начинают играть едва ли не ключевую роль в строительстве будущей архитектуры мирового порядка.
Ирано-пакистанский конфликт. Январь 2024
Растущая роль Азии в мировой геополитике толкает мировое сообщество пристальнее вглядываться в региональную систему отношений и острее реагировать на местные новости. Вспыхнувший в январе конфликт между Ираном и Пакистаном вызвал ажиотаж в мировом экспертном сообществе: некоторые из них предсказывали крупное военное столкновение, способное переставить всю региональную политику. Однако по прошествии времени стало очевидным, что подобный сценарий не случится, более того в свете галопирующей повестки 2024 года его значимость кажется преувеличенной.
3 января 2024 года в Кермане, на могиле командующего спецподразделением Корпуса стражей исламской революции «Аль-Кудс», координировавшего деятельность шиитских милиций в арабском мире (в частности, йеменских хуситов), убитого точечным ударом американской ракеты, произошел масштабный теракт. Ответственность за атаку взяла афганская ветвь признанного в Российской Федерации террористической и экстремистской организацией Исламского Государства Вилаят Хорасан. В ответ Иран обстрелял территорию пакистанской провинции Белуджистан, где наряду с основным этносом региона белуджи проживает значительная диаспора таджиков, или, как их называют в Пакистане – сватийцев. В основном это беженцы из Афганистана, где таджикское меньшинство (до прихода талибов – управляющее меньшинство) подвергается террору со стороны захвативших власть после ухода американцев пуштунов. Затем пакистанские власти выслали из страны посла Ирана, а пакистанские военные обстреляли иранские приграничные районы. Эксперты предполагали дальнейшую эскалацию конфликта, однако этого не произошло.
«Один пояс – один путь»
Такое положение дел неудивительно, ведь Иран и Пакистан не имеют серьезных причин для конфронтации. Страны слишком завязаны между собой исторически: Иран стал первой страной, признавшей независимость Пакистана, а Пакистан одним из первых признал Исламскую революцию в Иране, после чего страны успешно координировали свою активность в военном противостоянии СССР в Афганистане и на уровне участия в различных геополитических блоках. До конца 1970-х годов они состояли в одном антикоммунистическом блоке СENTO, но антикоммунизм времен холодной войны вследствие усиления влияния КНР остался в прошлом, как минимум, для большинства стран азиатского региона.
Современный Пакистан – уже не сателлит Британии, а основной партнер Китая. Китайско-пакистанское сотрудничество определяет политику страны уже как минимум второе десятилетие подряд. Но главное – Пакистан предоставляет КНР важнейший транспортный коридор и порт Гвадар, расположенный в Белуджистане.
Контроль над гвадарским портом позволяет китайцам транспортировать грузы в обход потенциально проблемных Малакского и Сингапурского проливов, но главное – в обход Индии, являющейся для Китая опаснейшим конкурентом, а в перспективе - вторым геополитическим полюсом-наследником Запада.
Вопрос проливов подталкивает Китай к поиску партнеров в исламском мире. Пекину очень важно, чтобы авторитетная в исламском мире страна смягчала раздуваемый Западом уйгурский вопрос, способный испортить отношения Китая с Малайзией и Индонезией, контролирующими Малакский пролив, то есть заблокировать выход Китая в Индийский океан, где КНР строит мощную портовую инфраструктуру, призванную обеспечить транспортировку сырья из Африки в Поднебесную и включающую в себя хаб в глубоководном порту Хамбантота на Шри-Ланке и порт Мале на Мальдивах. Мальдивский долг Китаю составляет неподъемные для страны $3 млрд, а на прошлогодних выборах к власти на Мальдивах пришел ориентированный на КНР президент Мохамед Муиззу.
Индия, Китай, Запад и регион между двух гигантов
Развитие китайской транспортной инфраструктуры происходит в непосредственной близости от Индии, что, разумеется, не может не беспокоить Дели. Если Шри-Ланка никогда не считалась страной, дружественной Индии, то Мальдивы в прямом смысле убежали из индийской сферы влияния в китайскую. И это не единственный пример борьбы за регион двух азиатских гигантов – конкуренция отражается сегодня и на политике стран Индокитая, в Гималаях, в Средней Азии. При этом Китай строит торговые пути, которые Индия совместно с Западом пытается ограничить.
Иран тоже становится «китаезависимой» страной. Прежде всего, из-за масштабных экономических санкций Запада. И хотя главным партнером Тегерана все еще остается Дели, у последнего нет никаких иллюзий касательно дальнейшей динамики – чем больше Индия включается в западную повестку, тем слабее будет дальнейшее партнерство – вплоть до превращения Индии в угрозу для Ирана.
Белуджи и белуджистанский сепаратизм
Белуджистан является ярким примером подобного региона. Разделение Британской Индии на Индию и Пакистан проходило по межконфессиональной линии и не учитывало ни национального разнообразия, ни взаимоотношений народностей Хиндустана. Регионы, где доминировало индуистское население, вошли в Индию, мусульманское – в Пакистан, буддистское оказалось на Шри-Ланке. Вскоре на территории трех стран стали возникать разнообразные межэтнические и межконфессиональные конфликты. В Индии – между индуистами и мусульманами, на Шри-Ланке – между буддистами и индуистами, в Пакистане же конфликты носили, скорее, этнический характер, вследствие чего от Пакистана при поддержке Индии отделился Бангладеш. Белуджи, разделённые между Ираном, Пакистаном и Афганистаном, тоже не стали исключением: белуджский сепаратизм присутствует, как минимум, в Пакистане и Иране. В Иране он носит конфессиональный характер – белуджи являются суннитским меньшинством в шиитской стране, а в Пакистане - националистический.
Белуджский национализм также связан с радикальным исламом. Как писал один из основателей идеологии политического джихада Саид Кутб: «Всякий социальный протест в исламском мире начинается в мечети». В частности, пресс-секретарь пакистанской ветви радикальной белуджской организации «Джундалла» Ахмед Марват в 2014 году заявил в СМИ, что поклялся в верности Исламскому Государству Ирака и Леванта. При этом, несмотря на ислам, культура и идентичность белуджей хранит множество доисламских пережитков: в частности, они сохранили кастовое самосознание, идентифицируя себя как народ кшатриев (воинов). Война белуджей против пакистанского правительства ведется под знаменами радикального ислама, а потому от действий белуджских террористов нередко страдают и проживающие бок о бок с белуджами шииты-хазарейцы. Тем более что конфликт белуджей с шиитами является основной парадигмой сепаратизма в Иране.
Таким образом, зародившийся конфликт между Ираном и Пакистаном с большой вероятностью может быть следствием политической интриги, направленной против связанных с ИГ белуджских сепаратистов. Мировая пресса писала, что в ночь накануне иранского обстрела территории Пакистана военные дипломаты обеих стран вели прямой диалог. Впрочем, обмен ударами между соседями вряд ли заслуживает продолжения, а взаимные споры и притязания – обычная практика в Азии, которая никак не влияет на общий вектор отношений между странами.
Представляется, что в случае противоречий Тегерана и Исламабада ключевым переговорщиком станет Пекин. У Китая огромный опыт в примирении разных стран и, в первую очередь, с Ираном: именно китайская дипломатия сыграла ключевую роль в переговорах Ирана и Саудовской Аравии, итогом которой стало прекращение войны между Саудовской Аравией и йеменскими хуситами и даже восстановлению иранско-саудовских дипотношений.
Большую часть азиатской политики необходимо рассматривать сквозь призму противостояния Китая и Запада с учетом тренда на дальнейший перехват Индией западной повестки и с учетом интересов России и Турции, когда вопрос касается проблем постсоветской Средней Азии, а также территорий проживания тюркских народов. Именно в этой системе координат становятся понятными многие внешнеполитические векторы и тренды, в том числе вопрос пакистано-иранских отношений. Серьезный конфликт между этими странами невозможен до тех пор, пока Иран рассматривается Западом как изгой, а Пакистан видит свое будущее в качестве партнера Китая.
Учредитель: АО «КОНСАЛТ»
Коныгин С.С.
Телефон редакции: 8 (991) 591-71-77, Электронная почта: info@repost.press