Тайваньский фактор в противостоянии США и Китая: риски безопасности для Азиатско-Тихоокеанского региона

Тайваньский вопрос: истоки конфликта, правовой статус и реальность

На протяжении десятилетий неурегулированный де-факто статус Тайваня выступает источником региональной напряжённости, который в контексте стратегического соперничества США и Китая может приобрести глобальное военно-политическое измерение. Согласно опросу Центра стратегических и международных исследований (The Center for Strategic and International Studies), опубликованному в 2024 году, 67 % американских и 57 % тайваньских экспертов считают, что эскалация в Тайваньском проливе в ближайшее время вероятна или весьма вероятна. Корни конфликта уходят в 1949 год, когда после победы коммунистов под руководством Мао Цзэдуна правительство Китайской Республики во главе с Чан Кайши эвакуировало около двух миллионов своих сторонников на Тайвань. Остров оказался под контролем режима Гоминьдана (националистической партии Китая), который продолжал претендовать на власть над всей территорией страны, в то время как на материке была провозглашена Китайская Народная Республика (КНР — социалистическое государство). Ни одна из сторон не признала легитимность другой, что привело к «заморозке конфликта». В последующие годы напряжённость между сторонами сохранялась и периодически перерастала в острые кризисы. Наиболее серьёзные эпизоды отмечены в 1954–1955 и 1958 годах, когда Народно-освободительная армия Китая (НОАК) подвергла артобстрелу прибрежные острова Цзиньмэнь, Мацзу и Дачэнь, находившиеся под контролем Тайваня. США оказали Тайбэю политическую и военную поддержку, усилив своё военное присутствие в районе Тайваньского пролива и предоставив помощь в обеспечении обороны островов. Эти действия способствовали сдерживанию Пекина и предотвращению полномасштабного конфликта, однако не привели к урегулированию вопроса о статусе Тайваня, что сохранило напряжённость в регионе. Примечательно, что до 1971 года именно Тайбэй представлял Китай в Совете Безопасности ООН и поддерживал официальные отношения со многими странами. Однако на фоне растущего международного влияния КНР единственным представителем Китая был признан Пекин (резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 2758 «Восстановление законных прав Китайской Народной Республики в Организации Объединённых Наций», принятая 25.10.1971 г.). К этому времени на острове сложилась полноценная государственная система: существовала конституция, система выборов, национальная валюта и собственные вооружённые силы. При этом Тайбэй фактически осуществлял независимую внутреннюю и внешнюю политику. Однако Пекин последовательно придерживается принципа «одного Китая», согласно которому остров рассматривается как провинция, временно находящаяся вне контроля центрального правительства. КНР декларирует курс на мирное объединение и продвигает формулу «одна страна — две системы», предполагающую предоставление Тайваню широкой автономии в составе единого государства.

В 2005 году был принят закон «О противодействии расколу государства», обязывающий власти КНР прибегнуть к «необходимым мерам» в случае, если мирное воссоединение станет невозможным, например, в результате официального провозглашения независимости острова. Вместе с тем Тайбэй последовательно отвергает предложения Пекина, рассматривая их как угрозу фактическому суверенитету и демократическому строю, что серьёзно осложняет перспективы мирного урегулирования конфликта. В настоящее время в Тайване сформировалась политическая система, существенно отличающаяся от устройства материкового Китая. Остров функционирует как самостоятельное государство с выборными органами власти, независимой судебной системой и развитым гражданским обществом. Тайванское руководство стремится поддерживать баланс между сохранением фактического суверенитета и взаимодействием с Пекином, избегая действий, способных спровоцировать обострение ситуации. По состоянию на август 2025 года, суверенитет острова признают лишь 12 преимущественно небольших стран Латинской Америки и Океании: Парагвай, Гватемала, Белиз, Гаити, Сент-Китс и Невис, Сент-Люсия, Сент-Винсент и Гренадины, Маршалловы Острова, Палау, Тувалу, Эсватини и Ватикан. Однако неформальные отношения с Тайванем поддерживают более ста государств, осуществляющие торгово-экономическое, культурное и научно-техническое сотрудничество. Благодаря высокой степени интеграции в глобальные цепочки поставок и лидерству в сфере высоких технологий Тайвань занимает стратегическое положение в мировой экономике. Ключевую роль играет производство полупроводников: остров обеспечивает до 67% мирового объёма контрактной сборки микросхем (foundry), а национальная компания TSMC контролирует более половины мирового рынка полупроводниковой литографии — критически важного технологического процесса в производстве микрочипов.

Тайвань и архитектура безопасности АТР: интересы сторон в возможном конфликте

С начала 2020-х годов тайваньский конфликт превратился в ключевой фактор безопасности Азиатско-Тихоокеанского региона. Существенно возросла вероятность военной эскалации, что проявляется в усилении политико-дипломатического противостояния, регулярных нарушениях воздушного и морского пространства в районе Тайваньского пролива, масштабных военных учениях и наращивании военного потенциала. Стороны — Китай, стремящийся к восстановлению территориальной целостности; Тайвань, отстаивающий фактическую автономию; а также США и их союзники, заинтересованные в ослаблении КНР — реализуют политику стратегического сдерживания и демонстрации силы. Китай исходит из стратегической цели «национального воссоединения», зафиксированной в основополагающих документах, в том числе в докладе Генсека ЦК КПК на XX съезде и Белой книге Госсовета КНР «Тайваньский вопрос и воссоединение Китая в новую эпоху» 2022 года. Согласно этим установкам, Пекин нацелен на мирное объединение по формуле «одна страна — две системы», но не исключает «немирных и других необходимых мер» в случае провозглашения независимости Тайваня или вмешательства внешних сил. В практической плоскости эта стратегия реализуется через дипломатическую изоляцию Тайбэя, наращивание военного давления (регулярные учения вокруг острова, демонстрация возможностей вторжения), экономические ограничения и активное продвижение нарратива о неизбежности воссоединения как внутреннего дела Китая. Эти меры направлены как на сдерживание Тайваня, так и на сигнализацию США и их союзникам о «красных линиях» Пекина. Особенно жёсткий характер действия Китая приобрели после визита в августе 2022 года спикера Палаты представителей США Нэнси Пелоси в Тайбэй. Пекин воспринял этот шаг как провокацию и нарушение принципа «одного Китая», расценив его как признак растущей поддержки Вашингтоном тайваньской автономии. В ответ НОАК провела крупнейшее за десятилетия учение в районе острова, включая запуск ракет, перекрытие морских путей и имитацию блокады.

Тайвань де-факто функционирует как самостоятельное государство и стремится сохранить статус-кво — фактическую автономию при формальном отказе от независимости. Стратегия Тайбэя опирается на концепцию «асимметричной обороны», включающую развитие высокотехнологичных вооружений, мобильных сил, гражданской обороны и кибербезопасности. Параллельно реализуется курс «тихой автономии» — укрепление международных позиций через торговлю, культурный обмен, научно-техническое сотрудничество и гуманитарные инициативы. Победа Лай Циндэ на президентских выборах 2024 года в Тайване подтвердила продолжение курса на сдержанную, но принципиальную защиту суверенитета, укрепление демократических институтов, поддержание региональной стабильности и развитие международных связей без формального провозглашения независимости, что позволяет Тайбэю эффективно балансировать между необходимостью обеспечения безопасности и стремлением избежать эскалации напряжённости в регионе. США всё отчётливее воспринимают Тайвань как часть широкой стратегии сдерживания Китая — ключевого приоритета своей внешней политики в XXI веке. Смещение фокуса на Индо-Тихоокеанский регион (расширенное понимание АТР) закреплено в Стратегии национальной безопасности США (The National Security Strategy, NSS-2022), где КНР названа «единственным конкурентом, обладающим и намерением, и средствами для изменения международного порядка». В Стратегии национальной обороны (National Defense Strategy, NSD-2022) также подчёркивается необходимость усиления присутствия и сдерживания именно в этом регионе. С приходом к власти администрации Трампа в 2025 году курс на жёсткое противостояние Пекину получил дополнительную политическую подпитку. Новая команда в сфере обороны и внешней политики включает ярко выраженных сторонников «индо-тихоокеанской линии». Особую активность проявляют такие фигуры, как госсекретарь США Марко Рубио и заместитель министра обороны по политическим вопросам Элдридж Колби, известные жёсткой риторикой в адрес Пекина. Подобные назначения свидетельствуют о переходе Вашингтона к политике консолидации стран региона на антикитайской основе. На этом фоне американцы укрепляют двусторонние отношения с союзниками — Японией, Южной Кореей, Австралией и Филиппинами, развивают диалог в рамках формата AUKUS, активизируют взаимодействие с Индией через механизм QUAD, а также инициируют новые платформы — такие как Индо-Тихоокеанская экономическая структура (IPEF). Эти меры направлены на институционализацию антикитайской коалиции и повышение оперативной совместимости сил союзников в условиях нарастающей напряжённости в зоне Тайваньского пролива. Большое внимание уделяется также развитию военного и военно‑технического сотрудничества со странами Азиатско‑Тихоокеанского региона. Например, в рамках QUAD (США, Япония, Индия, Австралия) на встрече министров иностранных дел в Вашингтоне (июль 2025) стороны согласились расширять сотрудничество по морскому правопорядку и противодействию незаконной активности в регионе. В AUKUS (США, Великобритания, Австралия) подписан Гилонгский договор о 50‑летнем сотрудничестве в области строительства и использования подводных атомных лодок. Под американским руководством в АТР проводится комплекс мероприятий оперативной и боевой подготовки, направленный на повышение готовности вооруженных сил США и их союзников к потенциальному кризису в районе Тайваньского пролива. Только в 2025 году проведено более двух десятков многонациональных и двусторонних учений, наиболее масштабными из которых стали Talisman Sabre (19 стран-участниц), Cope Thunder (с Филиппинами) и Freedom Shield (с Южной Кореей). Параллельно расширяется американское военное присутствие в регионе. В частности, в соответствии с соглашением о расширенном военном сотрудничестве (Enhanced Defense Cooperation Agreement) в рамках учения Salaknib‑2024 на филиппинской базе в северном Луэцоне (200 км. юго-западнее о. Тайвань) проводилось развёртывание ударных систем «Тифон» (Typhon), способных поражать цели на дальности до 1800 км.

Ключевые факторы, влияющие на ситуацию вокруг Тайваня и возможные сценарии разрешения кризиса

Перспективы разрешения конфликта вокруг Тайваня определяются совокупностью внутренних и внешних факторов, влияющих на стабильность региона и глобальный баланс сил. Тайваньский вопрос давно вышел за рамки локального спора, став маркером стратегического соперничества между США и КНР. Именно в зоне АТР сейчас концентрируются ключевые противоречия XXI века — борьба за ресурсы, влияние и контроль над критически важными технологическими и транспортными узлами. От того, как будут складываться обстоятельства в ближайшие 2-3 года, зависит вероятность эскалации либо сохранения статус-кво в Тайваньском проливе. Внутренние политические циклы в США становятся важным фактором напряжённости. Приход к власти администрации Трампа открыл новое окно возможностей для давления на Китай, но его длительность ограничена: уже в 2029 году политический курс может измениться. Учитывая необходимость сохранить электоральную поддержку, особенно в последний год президентства, резкие шаги в военной сфере после 2027 года маловероятны. Таким образом, у новой администрации остаётся лишь 2–2,5 года на реализацию наиболее жёстких замыслов. Это время может стать критическим для формирования новой конфигурации сил в АТР — либо через демонстрацию решимости, либо через форсирование кризиса.

Во внутренней политике Китая доминируют факторы стабильности и контроля. Консолидация элит вокруг Си Цзиньпина, контроль над партийным аппаратом и рост авторитарных механизмов управления формируют устойчивую вертикаль, способную к длительному стратегическому планированию. Экономический рост остаётся приоритетом, и Тайвань на данном этапе не выступает неотложной задачей, а скорее — символом нерешённости исторического вопроса. Однако в среднесрочной перспективе Пекин будет рассматривать контроль над островом как необходимое условие для перехода от регионального влияния к глобальному лидерству. Тайвань — не причина конфликта, но инструмент давления и символический рубеж. Внешнюю среду определяет растущее соперничество за контроль над АТР. При этом конкуренция США и Китая выходит за рамки двусторонней: речь идёт о перестройке международной системы. Тайвань становится «линией фронта» — в политическом, экономическом и военном смысле. Риски усугубляются нестабильной политикой союзов: с одной стороны — попытки Вашингтона сформировать устойчивую антикитайскую коалицию, с другой — раздражение союзников от односторонних действий США, включая протекционистские меры. Характерным примером хрупкости коалиционного взаимодействия стал визит заместителя министра обороны США по политическим вопросам Элдриджа Колби в июле 2025 года. По сообщению Financial Times, он находился с миссией в Австралии и Японии, стремясь прояснить, как союзники Вашингтона поведут себя в случае американо-китайского конфликта из-за Тайваня. Такая постановка вопроса вызвала настороженность среди партнёров и была воспринята как признак стратегической неуверенности США. Сам факт подобных консультаций продемонстрировал, что даже внутри американской коалиции нет полной уверенности в едином ответе — и это может стать демотивирующим или, напротив, провоцирующим фактором для Пекина. На этом фоне можно выделить три вероятных сценария развития ситуации в краткосрочной и среднесрочной перспективе. Они не предполагают немедленного разрешения конфликта, но демонстрируют вероятные траектории его трансформации.

Сценарий 1. «Ловушка для КНР»: Вашингтон целенаправленно создаёт впечатление слабости и разобщённости союзников, чтобы вынудить Пекин к преждевременным действиям. США делают ставку на провоцирование Китая на ограниченную эскалацию, полагая, что смогут отразить удар, мобилизовать международную поддержку и нанести КНР репутационные, экономические и военные потери. Такой сценарий крайне рискован: он основан на уверенности в способности быстро стабилизировать конфликт. При этом Тайвань оказывается в центре геополитической игры, результат которой для него может быть катастрофическим.

Сценарий 2. «Замороженный конфликт»: сохранение статус-кво при росте уровня военной активности и дипломатической конфронтации. Китай продолжает давление, но избегает прямой агрессии, наращивая потенциал и демонстрируя готовность к блокаде острова. США усиливают поставки оружия, проводят учения и укрепляют коалиции, однако не переходят к формальному альянсу с Тайванем. Тайбэй, в свою очередь, сохраняет сдержанную линию, не провозглашая независимость. Обострения происходят регулярно, но не переходят критического порога.

Сценарий 3. «Управляемая конфронтация»: предусматривает ограниченный военный конфликт — например, в форме морской блокады, кибератак или захвата приграничных островов. Он не перерастает в широкомасштабную войну, но существенно меняет статус-кво, демонстрируя силу КНР и ограниченность американских гарантий. Союзники США реагируют неравномерно: Япония и Австралия выражают поддержку, но избегают прямого участия. Вашингтон ограничивается санкциями и политическим давлением, а Тайвань получает экстренную военную помощь. Проблема остаётся нерешённой, но регион входит в фазу системного напряжения с постоянной угрозой эскалации.

Проблема Тайваня выходит за пределы территориального спора и превращается в индикатор глобального перераспределения сил. Она уже стала неотъемлемой частью более широкой конкуренции между США и Китаем за архитектуру безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе. За декларациями о защите демократии, мирном объединении и балансе интересов скрывается борьба за влияние в геополитически важном регионе мира и контроль над критическими технологиями. КНР рассматривает воссоединение с Тайванем как вопрос исторической справедливости и политической легитимности. Для США остров представляет собой рубеж сдерживания Пекина и элемент демонстрации приверженности союзническим обязательствам. Для Тайбэя — это борьба за сохранение политической субъектности и экономической устойчивости в условиях двойного давления. Сценарии будущего не укладываются в чёткую бинарную модель войны и мира. Более вероятна ситуация хронической напряжённости, гибридных провокаций, демонстраций силы и экономико-дипломатического давления. При этом любое неосторожное действие способно спровоцировать цепную реакцию, последствия которой будут выходить далеко за пределы региона. Ключевой вывод — статус-кво вокруг Тайваня неустойчив, а политика «стратегической неопределённости» больше не гарантирует стабильности. Напротив, она превращается в источник ошибок, недооценок и нарастания напряжённости. Тайвань — не просто «геополитический узел», а лакмусовый тест для всей системы международной безопасности. Он требует не только силы, но и ответственности. Если великие державы не смогут найти взаимоприемлемых решений, регион рискует оказаться заложником глобальных просчётов, личных амбиций политиков и случайных событий.