Запад в борьбе за доступ к минеральным ресурсам: военно-политические и технологические аспекты

Как и почему изменилась роль минеральных ресурсов?

За последние десять лет статус минеральных ресурсов радикально изменился. Из сырьевого компонента они превратились в основу технологической и оборонной мощи, а сами цепочки поставок стали ареной геополитического соперничества. Возникли новые союзы, регулирующие доступ к критическим материалам, такие как «Партнерство по безопасности полезных ископаемых» (Minerals Security Partnership), а также ряд двусторонних соглашений. При этом контроль над разведкой и переработкой сырья рассматривается как элемент национальной безопасности. Минеральные ресурсы становятся ключевым фактором формирования стратегического суверенитета государств. Их значение выходит далеко за рамки сырьевой составляющей и касается фундаментальных основ развития промышленности, технологий и оборонных возможностей. Особую актуальность данный вопрос приобретает в контексте решений саммита НАТО (24-25 июня 2025 г., г. Гаага, Нидерланды) об увеличении оборонных расходов до 5% ВВП к 2035 году, из которых 3,5% пойдут непосредственно на развитие военного потенциала. Это означает экспоненциальный рост потребности в титане, уране, бериллии, гафнии, галлии и редкоземельных элементах — минералах, критически важных для производства ракетных систем, истребителей, радиолокационного оборудования и систем РЭБ. Военно-промышленный комплекс уже сегодня входит в четвёрку крупнейших потребителей критических материалов. По прогнозам Стокгольмского международного института исследований проблем мира (Stockholm International Peace Research Institute, SIPRI), его доля в общем мировом спросе на стратегические минералы может удвоиться к 2030 году, став сопоставимой с сектором производства аккумуляторов. Это превращает вопрос минеральной базы в составную часть оборонного планирования: без доступа к нужным ресурсам невозможно создавать современные виды вооружения и военной техники и наращивать темпы его производства. При этом критически важные минералы становятся неотъемлемым элементом обеспечения технологического суверенитета. На втором плане по значимости — быстро развивающиеся технологии хранения и передачи энергии. Производство аккумуляторов для электромобилей, мобильной электроники, ИИ-серверов и систем автономной энергетики требует устойчивого доступа к литий-, никель-, кобальто- и графитоносным источникам. По оценкам Международного энергетического агентства (МЭА), мировой спрос на литий к 2030 году вырастет в семь раз по сравнению с 2020 годом, на графит — в 3,5 раза, на кобальт — почти в три раза. McKinsey & Company — одна из ведущих международных консалтинговых компаний — в отчёте «Цена масштабирования вычислительных мощностей: $7 трлн инвестиций в инфраструктуру дата-центров» прогнозирует, что совокупные вложения в глобальные дата-центры до 2030 года составят около $6,7 трлн, из которых приблизительно $5,2 трлн придутся на площадки, оптимизированные под искусственный интеллект, включая гетерогенные вычислительные архитектуры, GPU/TPU-кластеры и сопутствующую инженерную инфраструктуру. Центры ИИ обеспечивают приблизительно 70 % общего спроса на новые мощности — ключевые позиции в энергетической, охлаждающей и логистической инфраструктуре. Наряду с этим сохраняется высокая зависимость ключевых технологий от ограниченного числа специфических элементов. Полупроводниковая промышленность нуждается в галлии, германии, ниобии, вольфраме и сурьме. Производство оптоэлектронных датчиков, лазеров, солнечных панелей, 5G-модемов и навигационных систем требует стабильных поставок именно этих материалов. В современных чипах, например, используются более 20 различных минералов, 80% которых поставляются всего из нескольких источников. Любые сбои — санкции, катастрофы, политические конфликты — мгновенно дестабилизируют глобальные цепочки.

Минеральная геоэкономика формирует новую структуру мировой специализации. Страны с сырьевыми ресурсами (Аргентина, Демократическая Республика Конго, Индонезия и Чили), перерабатывающие центры (Индия, Китай и Малайзия), производственные узлы (США, ЕС, Япония, Южная Корея) и потребляющие рынки образуют взаимозависимую систему. Однако переработка — наиболее уязвимое звено: 60% лития, 75% графита, более 80% редкоземельных магнитов обрабатываются в Китае. Именно в этой точке возникает системный риск — не от исчерпаемости, а от монополизации. Для государств с амбициями технологической автономии минеральная инфраструктура становится элементом обеспечения планов национального развития. Соответствующие программы в США, ЕС, Японии, Южной Корее и Австралии направлены на локализацию добычи, переработки и рециклинга. При этом большинство стран Запада зависит от импорта более чем 40 видов стратегического сырья. В условиях фрагментации рынков, геополитической напряжённости и экспортных ограничений доступ к минералам становится фактором, определяющим конкурентоспособность государств.

Как технологическое развитие западных стран зависит от доступа к минералам?

На протяжении последних лет США и их союзники пришли к осознанию стратегической уязвимости своих технологических цепочек от внешнего импорта критических минеральных ресурсов. Согласно отчёту Геологической службы США за 2024 год, страна почти полностью зависит от импорта по 15 видам сырья, включая редкоземельные элементы, графит, кобальт, галлий и германий. Эти материалы необходимы для военной промышленности, энергетики и производства электроники. В связи с этим в стране принимаются меры, призванные сократить внешнюю зависимость и усилить контроль над поставками. Правовой основой этого курса стал «Закон о снижении инфляции» (Inflation Reduction Act, IRA), президентские указы 2023–2025 годов, а также инициатива «Партнёрство по обеспечению безопасности полезных ископаемых», выдвинутая Госдепартаментом в 2022 году. Согласно аналитическому докладу американского Центра стратегических и международных исследований (Center for Strategic and International Studies), ключевой задачей США стало создание «дружественных» цепочек поставок с участием Канады, Австралии, Японии и стран Глобального Юга. С этой целью активно используются возможности Американской международной финансовой корпорации развития (United States International Development Finance Corporation), которая участвует в финансировании проектов добычи и переработки лития, кобальта и меди. Однако реализация этих стратегий сталкивается с рядом вызовов. Так, в июле 2025 года администрация Дональда Трампа объявила о введении новых торговых пошлин на ряд переработанных минеральных продуктов, произведённых в Китае. По данным Reuters, они касаются графита, анодных материалов и редкоземельных магнитов. Хотя меры были направлены на снижение зависимости от китайской переработки, они одновременно усилили ценовое давление на внутренние рынки США и спровоцировали ответные действия со стороны торговых партнеров. В частности, Южная Корея и Япония выразили обеспокоенность возможным выпадением из системы налоговых льгот по IRA из-за жёстких определений «недружественных поставщиков» (Foreign Entity of Concern). Министерство торговли Республики Корея и ассоциация KITA обратились с просьбой исключить корейскую продукцию (например, медные изделия) из списка пошлин по национальной безопасности, подчёркивая, что эти компоненты не угрожают безопасности США, а, наоборот, укрепляют цепочку поставок критических материалов для американских предприятий. Возникает противоречие между протекционизмом и необходимостью поддержания союзнической кооперации в условиях глобальной конкуренции за ресурсы.

Решение Гаагского саммита НАТО об увеличении военных расходов также изменит структуру спроса на минералы. По данным исследования SIPRI «Критически важные минералы и соперничество великих держав» (Critical Minerals and Great Power Competition), стратегия наращивания оборонных расходов приведёт к значительному увеличению спроса на стратегические минералы. В частности, прогнозируется рост потребности в бериллии, титане, уране и редкоземельных элементах, сопоставимый с ростом военных бюджетов — удвоение спроса уже к 2030–2040 году. Тем самым доступ к ресурсам становится не только экономическим, но и военным приоритетом. В Европейском союзе акцент сделан на институциональное оформление политики в области минеральной безопасности. В марте 2023 года был принят «Закон о критических сырьевых материалах» (Critical Raw Materials Act, CRMA), который включает обязательства по диверсификации импорта, созданию стратегических резервов и инвестициям в переработку. Однако практическая реализация решений остаётся ограниченной — по состоянию на 2025 год Евросоюз по-прежнему импортирует 98% редкоземельных элементов, а большинство проектов находятся на этапе согласования. Отдельные страны ЕС демонстрируют проактивную политику. Германия активизировала партнёрство с Австралией и Монголией, Франция — с Канадой и Аргентиной, а Италия заключила стратегическое соглашение с Демократической Республикой Конго. Тем не менее европейская инфраструктура переработки развита слабо, а в сфере поставок графита и анодных материалов практически полностью зависит от Китая, который в 2025 году ввёл экспортные лицензии на эти категории сырья. Некоторые западные страны также обладают минеральными ресурсами. Например, в Канаде имеются руды титана, бериллия, лития, вольфрама и меди. Австралия обладает крупнейшими разведанными запасами лития и редкоземельных элементов за пределами Китая (до 40 % мирового объёма по литиевому концентрату). Однако в ответ на усиление глобальной конкуренции за ресурсы, добывающие страны принимают меры по усилению своего контроля над ними.

Так, в феврале 2025 года парламент Австралии утвердил «Закон о налоговых льготах на производство и других мерах» (Production Tax Credits and Other Measures Act), предусматривающий 10 % налоговый кредит на переработку 31 критически важного минерала, включая литий, никель, кобальт и редкоземельные элементы. Этот нормативный акт стал частью более широкой инициативы «Будущее сделано в Австралии» (Future Made in Australia), направленной на создание внутренней перерабатывающей инфраструктуры, стимулирование цепочек с высокой добавленной стоимостью и снижение зависимости от экспорта необработанного сырья. Несмотря на осознание проблемы и наличие стратегий, ключевыми вызовами остаются инфраструктурная неподготовленность, фрагментация усилий и зависимость от нестабильных поставщиков. По данным Международного энергетического агентства, ключевые стадии переработки лития, графита и редкоземельных элементов в основном находятся за пределами стран ОЭСР: более 60 % вышеперечисленных операций проводится в Китае и развивающихся странах.

Какие изменения происходят на рынке минеральных ресурсов?

Участники рынка критических минералов преследуют разные, а порой конфликтующие интересы. Поставщики стремятся увеличить добавленную стоимость, локализовать переработку и получить экономические дивиденды от ресурсов. Потребители фокусируются на стабильности и стандартизированном контроле качества — безопасном и экологически приемлемом доступе. Эти мотивы определяют линии поведения государств на глобальной арене.

Стратегия поставщиков приобретает черты «ресурсного национализма». В странах Африки вводятся экспортные ограничения, направленные на создание перерабатывающей индустрии внутри страны — почти половина африканских государств уже ввела пошлины, а Зимбабве объявил о запрете экспорта литиевого концентрата к 2027 году.  Китай, продолжая глобальную экспансию, стремится к приобретению права на освоение зарубежных месторождений, в том числе в Казахстане и Бразилии. При этом Пекин рассчитывает не только получить доступ к ресурсам, но и ограничить влияние Запада. Потребители развивают диверсификацию цепочек и создают союзы. США перенаправляют закупки через Мексику и Таиланд для обхода китайских ограничений — такой рост поставок наблюдается по антимонию, галлию и германию. Большую роль в координации действий стран-импортёров по добыче и переработке минеральных ресурсов играет «Партнёрство по обеспечению безопасности полезных ископаемых», объединяющее 14 стран, включая ЕС, Японию и Канаду. Практическая реализация интересов как поставщиков, так и потребителей минералов осложняется большим количеством факторов. Во‑первых, геополитические разногласия и бюрократические препятствия: например, антимонопольное регулирование ЕС затягивает создание новых перерабатывающих заводов. Во‑вторых, конфликт с экологическими требованиями: попытки нарастить добычу в странах с высокими экологическими нормами часто блокируются. В-третьих, экономический фактор: Китай активно субсидирует переработку руд и предлагает конечные материалы по заниженным ценам, что делает нерентабельной работу перерабатывающих предприятий в странах Запада и тормозит развитие их собственной индустриальной базы.

В стране-потребителе, США, инфраструктура переработки (литий, редкоземельные элементы, графит) едва достигает 10–20 % от мирового объёма, тогда как китайская доля — свыше 60 %. Аналогичная ситуация наблюдается и в Европейском союзе: несмотря на принятие Закона о критически важных сырьевых материалах, зависимость от поставок переработанных материалов из Китая по ряду элементов по-прежнему превышает 90 %. По оценкам экспертов, в ближайшие десять лет поставщики из Африки и Южной Америки продолжат курс на локализацию переработки сырья на своей территории и регуляцию рынков, а потребители — на обеспечение гарантированного доступа к ресурсам. Параллельно возрастёт нагрузка на международную торговую архитектуру: появятся новые преференциальные соглашения, антидемпинговые меры и логистические «коридоры доверия». Основными точками напряжения станут конкуренция в сфере переработки, жёсткость экологических, социальных и управленческих стандартов (Environmental, Social, Governance, ESG), а также ужесточение тарифной политики. Одновременно будет усиливаться тенденция к созданию устойчивых альянсов и совместных проектов по формированию цепочек добавленной стоимости.

Минеральные ресурсы перестали быть второстепенным компонентом экономического развития. В условиях энергетического перехода, роста военных расходов и расширения ИИ-инфраструктуры они приобрели значение критического элемента для сохранения технологического и политического суверенитета. Проблема доступа к минералам обостряется из-за высокой концентрации добычи и переработки в ограниченном числе государств, прежде всего в Китае. Это создаёт уязвимость для стран Запада, особенно в Европе, где собственные перерабатывающие мощности развиты недостаточно. Любые сбои в поставках способны парализовать ключевые индустрии — от аккумуляторов до вооружения и военной техники. Западные страны предпринимают комплексные меры: наращивают переработку, создают стратегические запасы, формируют альянсы и принимают новые нормативные акты (CRMA, IRA, Future Made in Australia). Однако их усилия сталкиваются с ответными шагами со стороны стран-поставщиков — в первую очередь в Африке, Латинской Америке и Юго-Восточной Азии — где усиливается курс на «ресурсный суверенитет» и локализацию добавленной стоимости. Формируется новая структура глобального взаимодействия: рынок минералов институционализируется, контроль над цепочками поставок становится предметом стратегического регулирования, как ранее — нефть и газ. Основные линии напряжения пролегают между государствами, способными перерабатывать сырьё, и теми, кто стремится сохранить или установить контроль над его источниками. На горизонте ближайших десяти лет ожидается углубление регионализации, рост тарифных барьеров, приоритет ESG-комплаенса, а также постепенное смещение центра тяжести в сторону стран Глобального Юга. Минеральные ресурсы становятся ядром новой геоэкономической логики и ареной конкуренции за технологическое лидерство.